Все свое - тащу к себе

[led-i-veter]

Ну вот, почти всю мелочь из черновиков я привела в порядок, теперь можно заняться чем-нибудь покрупнее.
Мои исполнения с One_String D.Gray-Man

Комуи. "- Доктор, у меня надежда есть? - Надежда? Есть... Шансов нет."

Комуи, как смотритель Черного Ордена, бесспорно обладал многими полезными качествами, такими как - стрессоустойчивость, бюрократоигнорирование, умение незаметно спать на рабочем месте, способность одним своим присутствием обеспечивать сотрудникам психологический комфорт... Но как ученый он иногда был чересчур увлекающимся.
Или даже ЧЕРЕСЧУР увлекающимся.
В итоге, после десятой, юбилейной, "комуринокатастрофы" - по выражению Лави - в Ордене просто не осталось целых комнат. Закоротившие "детища науки" разнесли даже медпункт, и поэтому прихлопнутого доской по голове Комуи было единогласно решено отправить полечиться в ближайшую больницу. Или не совсем ближайшую. Или совсем не ближайшую. Или где-нибудь на другом конце города...
Впрочем, навещать любимого смотрителя Черный Орден тоже ходил на редкость дружно.
- Доктор, как он? - Ривер, по праву должности и дружбы зашедший первым, задержался в дверях, кашлянул и тихо уточнил: - У нас есть надежда?
Мужчина в белом халате в ответ обреченно махнул рукой:
- Надежда? Есть... Шансов нет. Ваш смотритель два часа назад пришел в себя, выпросил себе литровую чашку кофе, запугал медсестер рассказами о том, что "это все дождь, от него десятая микросхема заискрила, но я уже придумал как это исправить!", разрисовал простыню какими-то чертежами… Так что готовьтесь.

Канда. Канда тайный агент британского правительства, законспирированный под уборщицу "Швабра, активация!" Н!

- Слушай, Лави, а тебе не кажется, что мы переборщили?
- А что мы? Времени на конструирование другой правдоподобной легенды уже не оставалось – что подвернулось, то и слепили. И не говори, что тебе не было весело!
- Не скажу. Но меня мучают дурные предчувствия…
* * *
Один из лучших агентов британской разведки – это звучит гордо. Действительно гордо. Не имеет значения, под кого ему порой приходится маскироваться и как при этом выглядеть; чепчик, кружевной фартук с котятами, шавбра в руках – все это не имеет значения. Главное не видимость, а суть, а уж она-то остается неизменной…
Канда поправил дурацкий чепчик, скрывающий миниатюрный микрофон в его правом ухе, глубоко вдохнул: сегодня ему пришлось повторить себе все это уже не в первый раз, и, как он подозревал, не в последний. Миссия обещала быть сложной.
Канда зло смерил взглядом свой «рабочий инструмент» и прошипел:
- Швабра, активация!
Среагировав на кодовую фразу, часть ручки беззвучно отделилась от шабры, и из ниши на ладонь агента выпал десяток крошечных «жучков».
Что ж, оно хотя бы работает – и на том спасибо.
Канда медленно выдохнул, чуть слышно процедил сквозь зубы что-то вроде «убьюэтихидиотовкогдавернусь» и вышел в коридор.
В каморке уборщицы остались ждать своего часа нитроглицерин в жидкости для мытья окон, совок-электрошокер, дымовые шашки в метле и пылесос с глушителем.

Кросс. Призрак оперы.
Внезаявочный персонаж.

Маленькая комнатка чудесно благоухала розами.
Десятки ярких букетов, сотни алых, желтых и белых роз - на столе, на полу, на единственном диванчике... Любой, кто входил сюда, против воли замирал на пороге, любуясь цветочной феерией. Поклонники оперы оказались более чем благосклонны к юной певице: гримерную украшала целая поляна цветов, и все это - для неё.
Мария глубоко вздохнула, наслаждаясь цветочным ароматом, и повернулась к зеркалу. Сняла с волос блестящую заколку, улыбнулась своему отражению: так легко оказалось почувствовать себя сказочной принцессой. Всего за один вечер исполнились её самые смелые мечты… Голова слегка кружилась - не то от радости, не то от легкого вина, которым за кулисами актеры уже успели отметить оглушительный успех премьеры. Её первый успех.
Всего лишь первый из череды многих... Если, конечно, он не солгал.
Даже мимолетное воспоминание подействовало, как холодный сквозняк - на миг стало жутко. Мария замерла. Рука невольно потянулась к горлу - сегодня она впервые пела так долго и так много, поэтому легкое жжение... это было нормально. И это даже близко не походило на тот кошмарный жар, который... Мария сглотнула и медленно опустила руку. Ей не нужно было разбирать многочисленные букеты, которые заполнили ее гримерную, чтобы знать наверняка, что среди всего этого цветочного великолепия есть одна-единственная черная роза.
От того, о ком так страшно и сладко вспоминать.
От того, у кого белая маска на лице, гладкая и блестящая, словно мрамор, за которую Марии так хочется заглянуть…
"Чудесный - без преувеличения - голос, возможность петь так, как всегда хотелось, ослепительный успех, слава, поклонники..."
У кого мягкая улыбка и бархатный голос, который невозможно не слушать…
"Я знаю, о чем ты мечтаешь."
У кого черные перчатки и сильные уверенные руки, которым нельзя не покориться...
"Я могу тебе это дать."
Её силы воли тогда хватило всего на один вопрос: "А я буду платить за это всю жизнь?"
...И неуловимо лукавый взгляд.
"Ну почему же только жизнь?"

Миранда, Линали - Бандитки. "Прощайтесь с кошельками, господа! Если, конечно, вы не хотите распрощаться с жизнью".

Конечно, их заметили сразу. Собравшимся в банке мужчинам трудно было бы не заметить двух девушек с такими потрясающими фигурами. Хотя, возможно, дело было еще и в том, что в банк Сьего-де-Ринальдо девушки вообще заходили нечасто. А уж девушки с пистолетами в руках, по самые глаза закутанные в платки…
Их сразу заметили, но это никого не спасло.
Охранник у входа едва успел прикоснуться к кобуре, когда стройная женская ножка, обутая в короткий сапожок с металлическими набойками, мгновенно выбила из него дух – бандитка с чудными синими глазами двигалась намного быстрее, чем убаюканный долгим бездельем мужчина.
Ее подруга вышла вперед, беря на прицел сразу всех присутствующих, и звонко объявила:
- Внимание, это ограбление! Прощайтесь с кошельками, господа! Если, конечно, вы не хотите распрощаться с жи... - девушка споткнулась обо что-то на полу (кольт в ее руке на мгновение дрогнул, заставив синхронно вздрогнуть всех, на кого он был направлен), но жизнерадостно закончила: - С жизнью!
Синеглазая разбойница перешагнула через поверженного ею охранника и встала за спиной подруги.
- Да, джентльмены, доставайте кошельки. Не заставляйте девушек ждать, иначе, - синие глаза насмешливо сверкнули, - моя подруга сделает первый предупредительный выстрел в воздух. И Господь спаси того несчастного, который в этот момент окажется между ней и воздухом!

Аллен. "Две мясных котлеты гриль, специальный соус сыр, огурцы, салат и лук, все на булочке с кунжутом. только так и это..."

В Черном Ордене, благодаря кулинарному искусству Джерри – и дипломатическим талантам Комуи, который смог без преувеличения лучшего в мире повара в этот Орден заманить – кормили всегда вкусно и много. Так вкусно и так много, что экзорцисты очень редко ходили обедать куда-то еще. Разве что во время миссий, когда выбора не оставалось.
Но если уж ходили…
- Значит так: килограмм картошки фри, две мясных котлеты гриль, специальный соус сыр, огурцы, салат и лук, все на булочке с кунжутом, только так, и это маловато, конечно, но он сейчас на диете, – Аллен сочувственно погладил нетерпеливо ерзающего на столе Тимкампи и улыбнулся официанту. - А теперь мой заказ… Слушайте, вы точно уверены, что не хотите взять блокнот побольше? Нет? Ну, надеюсь, у вас мелкий почерк. Записывайте: десять порций макарон…

Фанаты DGM vs. Фанаты Harry Potter. "Какой еще снитч. Это Тимкампи!". H!

Столкновение двух самостоятельных миров – это всегда трудно, болезненно и вызывает много споров. Столкновение двух совершенно разных миров – это вообще без пяти минут катастрофа. А уж столкновение двух хоть и разных, но все равно в чем-то совпадающих художественных вселенных…
- Ой, смотрите, снитч!
- Какой еще снитч? Это Тимкампи!
- Нет, снитч, я же вижу!
- Да какой снитч, о чем вы вообще?
- Обычный! А кто будет спорить – щас получит Аваду между глаз…
- Лучше наколдуй себе очки, потому что это – Тим!
- Эй, народ, вы о чем спорите? Что, Воландеморт под зонтиком уже никого не смущает? А воскресший Сириус с пистолетом?!
- Ну, видимо, не смущает. А что вы хотите, у нас вон Комуи с утра ходит, блестит очками и лимонные дольки трескает – а фендому по барабану! Всех интересует только…
- Тимкампи!
- Снитч!
- Люди, не ссорьтесь, не надо! Давайте просто подождем минутку: вот, сейчас тот парень на метле попробует его схватить, и мы тут же узнаем правду… Кстати, господа из ГП-фендома, у вас в каноне ведь умеют выращивать откушенные пальцы?

Линали. Синдром Золушки. H!

Как многие другие девочки, Линали в детстве очень любила сказки и часто мечтала, что когда подрастет, обязательно станет принцессой.
Конечно, на самом деле принцессой она не стала. Как и не стала Белоснежкой, Спящей Красавицей, отважной Фанта-Гиро… Она не стала даже Золушкой – хотя здесь, пожалуй, некоторое сходство все-таки присутствовало. У Линали тоже были волшебные сапоги, она тоже умела шить (пусть даже преимущественно беретики), стирать (их же) и готовить (преимущественно кофе). У нее тоже был любящий брат, который не хуже любой феи мог превратить гору мусора в карету или в огромного сумасшедшего робота (разве что в робота – с бо΄льшим энтузиазмом), а опрометчиво глотнувшего какой-то подозрительной жидкости Крори – в крысу, коня или розовый куст. У был нее даже свой собственный «злой мачех», изрядно отравлявший детство. Но самое главное, возвращаться со своих немногочисленных свиданий Линали тоже обязательно нужно было строго до определенного срока: пока братик не проснулся. Иначе ее ухажер рисковал очень сильно получить по тыкве.

ГрафIНеа. На самой высокой ноте.

«Парадоксально, но по-настоящему красивый и логически закономерный финал – это когда мелодия неожиданно обрывается на самой высокой ноте.»
Трудно поверить, но когда-то давно, несколько десятков (сотен, тысячелетий – по субъективному времени) лет назад они еще могли сидеть за одним столом и просто говорить о музыке.
Или спорить о музыке.
Или играть на рояле в четыре руки, постоянно соревнуясь за право вести мелодию… Но все-таки в одном они тогда неизменно соглашались: оба предпочитали открытый напряженный финал, что в музыке, что в жизни. Наверное, это было закономерно.
И, наверное, закономерно, что в тот момент, когда все впервые полетело к чертям, оказалось совершенно невозможно определить: кому из них первому пришла в голову эта мысль? Мысль о том, что по-настоящему разрешенный спор – это спор, оборвавшийся на самом драматичном месте.
Это произошло тридцать лет назад.
Это продолжается до сих пор. И пусть уже не хватает ни голоса, ни дыхания, но зато есть рояль. И клавиатура, на которой пока еще не закончились ноты, а значит – они будут играть дальше. Выше, сильнее, пронзительнее, то оплакивая, то просто не замечая тех, кого по дороге убили – растоптали – подставили – свели с ума. Мелодия еще не закончена. Наверное, она сможет оборваться только еще через тысячу лет, на поле грандиозной битвы, за пять секунд до конца света… На недосягаемо высокой ноте.
Граф не случайно очень часто повторяет, что любит театр. Что поделать, семейная черта.

Кросс|Аллен. "Ты все еще любишь Орден?"
Осторожно, пейринг.

Вечер. Маленький городок. Бар, карты, деньги, гостиница… Кросс.
Как получилось, что все внезапно и неожиданно снова вернулось на старые места?
Аллен вздыхает и поудобнее устраивается на краю стола. Внимательно рассматривает учителя – пусть найти перемены все равно не получается, зато это просто приятно. Эстетически. Настолько, что впору писать картину: «Генерал Мариан Кросс сидит за столом и смакует очередную сигарету.» Аллен невольно улыбается – наверняка получилось бы что-то страшное, он никогда не был хорош в рисовании.
И курящий Кросс – зрелище, знакомое ему до мелочей, привычное, родное, умиротворяющее… если дышать в другую сторону. И между ними, оказывается, ничего не изменилось, ну прямо совершенно ни-че-го. Разве что смотреть на учителя снизу вверх - во всех смыслах - он уже не обязан.
Неужели им нужно было столько пройти только для того, чтобы вернуться к началу?
- Ты и теперь по-прежнему любишь Орден? – Кросс ловит взгляд Аллена и усмехается уголком губ. Сигарета в его пальцах мерцает, словно подмигивая кому-то.
Уолкер молча продолжает смотреть на учителя, но тот, похоже, и не ждет ответа.
- В твоей любви слишком много жертвенности. Или мазохизма, не знаю уж, что здесь больше подходит…
А вот с этим Аллен готов согласиться.
- Да, наверное, - он наклоняется, быстрым движением выдергивает недокуренную сигарету из рук Кросса – и выбрасывает ее в форточку. - Иначе я бы послал вас ко всем чертям еще с порога.
Кросс провожает взглядом сигарету и удивленно поднимает бровь. У него насмешливый взгляд и теплые сухие пальцы. Аллену это отчего-то кажется очень важным и, тоже неизвестно почему, добавляет смелости. Совсем чуть-чуть, ту толику, которой ему недоставало, чтобы спросить:
- Останетесь на ночь?
В глазах Кросса мелькает то ли смех, то ли пламя – отражение лампы, свет желания, отблеск адских костров…
- Когда это я отказывался от подобных предложений?

Аллен, Тикки. "Легкие телесные? Тяжкие? Летально?"

Кошмарный сон любого Ноя – маленькая комната, целиком состоящая из Чистой Силы, единственная дверь в которую открывается только раз в шесть часов.
Кошмарный сон любого экзорциста – на шесть часов оказаться запертым в тесном пространстве наедине с Ноем.
Впрочем… из каждого правила есть исключения.
- Итак, на что на этот раз? Легкие телесные? Тяжкие? Летально?
- Тики, того, что я уже выиграл, хватит на то, чтобы убить тебя три раза, причем один раз – в особо извращенной форме. Может, лучше снова на деньги сыграем?
- Все деньги ты выиграл у меня еще раньше, забыл, малыш? Конечно, мы еще можем сыграть на раздевание, но боюсь, что когда эта дрянь все-таки откроется, твои коллеги могут неправильно понять…
- Все, хватит, я понял. Будем играть на анекдоты.

Кросс|Аллен. Последний вечер перед решающей битвой. "Если ты еще о чем-то сожалеешь, лучше не дерись"
Осторожно, пейринг.

В последний вечер перед битвой положено гулять до упаду. Отрываться с друзьями, пить, дебоширить, признаваться в любви или даже медитировать… Все, что угодно, только не сидеть на диване в чужой квартире, рядом с ненавистно-любимым учителем, и отрешенно считать минуты. Но Аллен уже привык, что в его жизни часто все идет по худшему сценарию.
Хотя до рассвета еще долго, он не может заставить себя перестать посматривать на часы. Мерное беззвучное движение стрелок должно было бы успокаивать, но вот почему-то получается наоборот: сегодня Аллен слишком остро чувствует, как с каждым мгновением тает драгоценное время. И последние секунды перед катастрофой хочется поймать, удержать, спрятать под замок и никому не показывать.
Сражаться было не страшно, умирать не страшно, но зато очень страшно оказалось принимать решения. Прямо здесь, прямо сейчас и за всех сразу.
Или почти за всех.
- Если ты еще о чем-то сожалеешь, лучше не дерись, - Кросс выдыхает слова, как сигаретный дым: небрежно и легко, как будто они ничего не значат. Он хорошо умеет так говорить.
А сигареты, кстати, у него закончились, пустая пачка, вышвырнутая в окно полчаса назад, была последней.
- Я ни о чем не жалею, - Аллен безразлично пожимает плечами, и сам почти верит в то, что говорит.
Ему нужна эта фальшивая уверенность. У него в голове и теле – нестабильная, гремучая смесь памяти Ноя и Чистой силы, которая рванет уже через… Аллен в тысячный раз бросает взгляд на часы, кажется, он уже должен проглядеть циферблат до дыр. Через восемь часов.
И ему придется решать, кого этот взрыв уничтожит – убьет, по-настоящему, кроваво и жестоко – в первую очередь.
- Не ври. - Кросс слишком хорошо умеет лгать, чтобы не почувствовать чужой обман.
А еще он почти единственный, кто сейчас совсем не зависит от решений экзорциста Уолкера, разрушителя времени. Генерал Мариан Кросс вообще ни от кого не зависит – и Аллен до смешного благодарен ему за это.
- Я не вру! – Аллен немного сдвигается на диване, придвигаясь к учителю. Без всякой задней мысли, просто хочется, чтобы было теплее. - Я…
Он совершенно не ждет ответного жеста, поэтому чужая рука, уверенно обнимающая за плечи, заставляет его удивленно замолчать.
- Уговариваешь сам себя? – Кросс тихо хмыкает. - Паршивый способ провести ночь перед последней битвой…
От этих слов даже часы на стене как будто удивленно замирают. Аллен медлит несколько секунд, а потом придвигается вплотную и откидывает голову на чужое плечо. Ему становится интересно, до чего они еще могут сегодня договориться.
В конце концов, до рассвета еще восемь часов.

Аллен, Неа. «Победим шизофрению вместе!».

Многие почему-то считают, что «Ной» автоматически означает «серьезные проблемы с психикой». И нельзя сказать, что считают совсем безосновательно, однако даже Ноям иногда бывает непросто переплюнуть человеческую изобретательность в умении красиво и творчески сходить с ума.
- Знаешь, Аллен… - Неа утомленно потер висок. Кажется, впервые за долгие годы у Музыканта начиналась мигрень. - Это уже как-то чересчур. Я даже готов предложить свою помощь. Давай победим шизофрению вместе!
- А ты сейчас к кому из нас обращаешься-то? – ехидно поинтересовался некто растрепанный, с каштановыми волосами и манерами уличного беспризорника – но при этом все равно страшно похожий на Аллена Уолкера, такого, каким Неа уже привык его видеть в зеркалах.
Сам Аллен ответил Четырнадцатому крайне удивленным взглядом – то ли просто не знал слова «шизофрения», то ли его и так все устраивало. Фигура в белом плаще, стоящая за его левым плечом, молча отвернулась.
У Коронованного Клоуна было свое мнение относительно того, кто именно здесь «шизофрения».

Аллен, Кросс. "Кто умеет, тот делает. Кто не умеет, тот учит. Кто не умеет учить - становится... генералом".

На улице стоял мороз, бушевала метель и выл ветер.
В комнате ничего бушевать и выть просто не могло, потому что окна в домике оказались законопачены на совесть, но вот мороз стоял в свое удовольствие. Пользовался тем, что прогнать было некому: камин щерился пустой пастью, дров на растопку Аллен не нашел, а обогреватель почему-то сдох.
Вот над останками последнего Уолкер и просидел последние четверть часа. Без особого успеха. Чинить что-либо сложнее шариковой ручки ему еще никогда не приходилось, Кросс помогать, прямо или косвенно, отказался наотрез – его личного «обогревателя» оставалось еще две с половиной бутылки, а на остальное генералу было наплевать.
Поэтому оставалось только ковыряться отверткой в винтиках-железках-проводках по принципу «а вдруг тыкну и заработает?» и тихо ворчать про себя:
- Кто умеет, тот делает… Чччерт! – Аллен зашипел и потянул в рот прищемленный палец: даже «мертвый» обогреватель отчаянно защищал свою честь. - Кто не умеет, тот учит! А кто не умеет даже учить – становится... генералом.
Неожиданно просвистевший над головой сапог подсказал Аллену, что он несколько недооценил чуткость слуха Кросса.
- Учитель, вы что?!
- Кто умеет, тот сидит и чинит обогреватель, тупой ученик! Кто не умеет, тот сидит молча и молится, чтобы я про него не вспомнил, а кто не умеет молчать – сейчас пойдет на улицу рубить дрова для камина!