Все свое - тащу к себе!

[Lafressa]

Традиционно собираю все в одну кучу)
Мои исполнения с One_String D.Gray-Man

Лави/Аллен. "Библиотекарь - тяжелая работа!"

До этого Аллену не часто приходилось бывать в библиотеке. Он не слишком переживал по этому поводу, и не расстроился бы, если так и не посетил этот храм знаний – но так сложилось, что именно в университетской библиотеке было удобнее всего подрабатывать после учебы. Расставлять книги по местам, подклеивать рассыпающиеся страницы, заполнять каталоги – за несложную, в общем-то, работу хорошо платили.
К тому же, скучать в одиночестве не приходилось… Хотя иногда и хотелось.
- Ох, Аллен, осторожно!
Когда тебя неожиданно отвлекают от работы это достаточно неприятно. Но когда тебя отвлекают сильным ударом по голове, так, что перед глазами вспыхивают цветные круги…
- Лави, какого черта?.. – Аллен схватился за ушибленную макушку, оборачиваясь к виновнику этого безобразия.
Или, вернее, к той колоссальной стопке книг, за которой едва угадывалась знакомая рыжая шевелюра.
- Извини, - Лави с явным облегчением бухнул свою стопку на стол и наклонился за упавшей на пол «Критикой чистого разума», с которой так неудачно познакомился Аллен. – Эта, верхняя, нечаянно соскользнула.
Уолкер с невольным уважением посмотрел на толстый талмуд и, морщась, попытался на ощупь определить, насколько шикарную шишку только что заработал.
- Ясно. А ты не мог бы в следующий раз класть наверх книги полегче?
- А тебя сильно приложило, да? – Лави небрежно бросил книгу на стол и обеспокоенно шагнул к Аллену. – Дай, я посмотрю.
Аллен покосился на друга и с сомнением покачал головой:
- Лучше не надо.
- Да ладно, Аллен, - Лави отмахнулся от возражений и положил руки ему на плечи. – Я же осторожно.
- А ты знаешь такое слово? – Аллен тихо вздохнул, сдаваясь.
Иногда ему казалось, что переупрямить Лави – это словно угнать асфальтовый каток: куча приложенных усилий и ничтожный результат. Но чувствовать осторожные прикосновения к волосам оказалось неожиданно приятно. Теплые пальцы перебирали пряди, скользнули за ухом, невесомо погладили по шее… Аллен невольно вздрогнул – по спине к затылку побежали колючие мурашки – и отстранился.
- Лави, хватит. Я в порядке.
- Да? – Лави неохотно убрал руки и сел рядом с Уолкером прямо на стол. – Но здесь на самом деле нужно быть поосторожнее. Быть библиотекарем - тяжелая и опасная работа!
Лави выразительно махнул рукой, случайно задев стоящую на краю стола книжную гору…
- Охотно верю, - Аллен вздохнул, глядя на рассыпанные по полу фолианты. – А если Книгочей узнает, как ты валяешь по полу его драгоценные книги, то она станет просто смертельно опасной...

Кросс, Неа, Аллен Музыкальная школа. "Он безнадежен!"

Кросс курит. Серый дым поднимается к потолку, резко контрастируя с почти стерильной белизной стен музыкального класса, но никого из собравшихся здесь это как будто не тревожит. Все равно отобрать у Кросса сигарету можно разве что под угрозой пистолета, а его, конечно, никто с собой не захватил. Или выменять ее на бокал вина – но выпивки в школе нет тем более.
Да и собрались они здесь совсем не для этого.
- Так он сможет играть на твоем инструменте? – Мариан кивает в сторону белоснежного рояля в центре класса.
- Разве что в покер, – Неа качает головой и расслабленно откидывается на спинку кресла. - Если карты не будут соскальзывать с полировки… А в том, что касается музыки, он безнадежен. Ни слуха, ни чувства ритма – ничего! Не знаю, кто в детстве наступил ему на ухо…
- Твой брат, должно быть, - Кросс хмыкает и стряхивает пепел с сигареты прямо на пол. – Этот веселый толстячок потоптался везде, где только мог… Он все еще носит дурацкие цилиндры и пытается руководить этой школой?
Неа морщится, словно от зубной боли:
- Сам знаешь, что да.
Аллен молча сидит на диване рядом с Кроссом, старательно делая вид, что его здесь как бы нет. Разговор, хотя и идет о нем, но явно не предполагает его участия, поэтому Уолкеру-младшему остается только молчать и слушать. И с ностальгией вспоминать то счастливое время, когда единственным известным ему музыкальным инструментом была старая цирковая шарманка, а о существовании нот он мог только смутно догадываться. И уж точно не зубрил с утра до вечера ни обращения трезвучий, ни разрешения интервалов, ни головоломные музыкальные термины, подозрительно похоже на черномагические заклинания…
- Аллен! Ты слушаешь?
Резкий окрик отрывает Аллена от сладких воспоминаний. Юноша резко выпрямляется и смотрит на своих му… учителей.
- Да, конечно!.. А о чем вы говорили?
Неа устало вздыхает, Кросс задумчиво щурится. А потом усмехается.
- Да так, ничего особенного. Мы, наконец, решили, что делать с твоим образованием, - Мариан выбрасывает погасший окурок в стоящую около дивана корзину и лениво продолжает: – Знаешь, Аллен, настоящий музыкант должен обязательно уметь одно из двух. Или очень хорошо играть…
Аллен еще сильнее выпрямляет спину и сцепляет руки на коленях - его охватывает дурное предчувствие. Потому что его попытки расстроить инструмент о-очень сложно назвать «хорошей игрой».
- …Или очень быстро бегать. Уворачиваясь от гнилых яблок и пустых бутылок, - усмешка Кросса становится откровенно издевательской. – И поэтому сегодня все твои занятия пройдут на свежем воздухе – на школьном стадионе. Под моим руководством!

Кросс|Нэа. Нэа - известный заговорщик, Кросс - детектив тайной полиции. "Ходят слухи, что они заодно..."
Внезаявочный персонаж, откровенно глупая интрига - автор не шпион, он только учится

Даже в знаменитой тайной полиции участь новичка все так же банальна и предсказуема. Ему не поручают ничего важного. Ему вообще не поручают почти ничего, разве что рассортировать прошлогодние отчеты, заточить карандаши, отнести записку в соседний отдел, сбегать за горячим кофе для более опытных коллег – или за кое-чем покрепче…
Правда, даже в старых отчетах полно государственных тайн. Записки зашифрованы так, что без ключа в них ничего невозможно понять. А коллеги пьют принесенный кофе мелкими глотками, внимательно принюхиваясь, словно отыскивая малейшие признаки яда. Просто на всякий случай.
Джон Хопкинс – типичный новичок. Он появился в тайной полиции два дня назад и еще не успел освоиться на новом месте, не привык к царящей повсюду атмосфере ненавязчивой паранойи, но про Мариана Кросса он уже знает очень и очень много.
Разве о нем можно не знать?
Легенда тайной полиции. Кумир для молодых сотрудников. Самый скандально известный агент – и при этом самый успешный, не проваливший ни одного дела…
Когда Джон приносит ему бутылку вина – кофе Кросс не пьет принципиально – у него дрожат руки. В каком-то смысле это походит на причастие, священный ритуал: осторожно поставить бутылку на стол, получить небрежный кивок в знак благодарности и тихо, почти на цыпочках удалиться.
Конечно, о Кроссе ходило множество слухов. За эти два дня Джон выслушал, наверное, не один десяток – загадочных, пошлых, запутанных, неправдоподобных… Говорили, что он вечно в ссоре с начальством. Что половина его «командировок» в действительности – просто самовольные отлучки со службы. Что он пользует бешеной популярностью среди прекрасного пола и трудно сказать, чего на его счету больше: пойманных заговорщиков или соблазненных женщин. Что сейчас он занимается нашумевшим делом Музыканта, поднявшего на уши весь город пару месяцев назад… И еще говорили – понизив голос и трижды убедившись, что поблизости нет ни Кросса, ни кого-то, хотя бы отдаленно похожего на неуловимого заговорщика – что на самом деле они с ним заодно.

* * *

Свеча горит ярко, жадно. Прозрачные восковые слезы застывают на металлическом подсвечнике и иногда капают на стол, но сидящему за ним человеку нет дела до портящейся полировки. У него в руках письмо – разумеется, совершенно случайно оброненное почтальоном около его калитки, под колючий розовый куст... Он внимательно вчитывается в ровные строчки.
«Дорогая Лиззи!
Не могу выразить, как я рада за тебя: попасть на ежегодный весенний, бал, – это мечта каждой незамужней девушки! Только там можно встретить красивого и состоятельного малодого челавека, который станет тебе достойной партией… Должно быть, ты уже подыскала себе платье? Обидно признаваться, но в этом деле я ничего не могу тебе посоветовать, в нашей глуши еще нескоро ббудут следитьь за модой так же пристально, как в столице. Вообрази: желтые шелковые, ленты, у нас до сих пор считаются «последним писком»…»
Человек за столом едва заметно улыбается и откладывает письмо в сторону. Дальше можно не читать, оставшиеся пол страницы это не более, чем маскировка. Разумеется, никакой Лиззи не существует в природе. И письмо написано отнюдь не молодой девушкой, мечтающей о балах – да, почерк округлый, аккуратный и похож на женский, но это ни о чем не говорит. Почерк несложно подделать.
Да и весь смысл письма укладывается в несколько слов, выделенных нарочитыми ошибками – не самая надежная шифровка, но для срочного письма вполне подходящая. «Бал», «молодой человек», «будут следить», «ленты».
Человеку, которого в определенных кругах знают как Музыканта, этого достаточно.

* * *

Джон Хопкинс нервничает, но при этом он страшно доволен и даже горд собой. Он впервые присутствует на допросе… «Нет, - мысленно поправляет он себя. – Это не допрос, мы же не полиция, чтобы прибегать к грубому давлению на подозреваемого. Это просто мирная беседа с целью получения информации. А допрос будет позже. Если будет, разумеется.» По крайней мере, так сказал ему Мариан Кросс.
Идти на первое задание вместе с легендарным детективом – у Джона, и в самом деле, есть повод для гордости. И он очень старается быть полезным. Старается не упустить ни малейшей детали из разворачивающейся перед ним беседы.
-…И вы, разумеется, ничего не знаете о Музыканте?
Мариан Кросс задает вопросы обманчиво ленивым тоном, удобно устроившись в кресле и перекатывая в ладонях бокал вина – хозяин, господин Нэа Уолкер, был настолько любезен, что пригласил агентов разделить с ним обед.
- Я увлекаюсь музыкой, - Уолкер совершенно спокойно встречает взгляд Кросса. – И знаю многих известных композиторов и музыкантов. Не могли бы вы уточнить, о каком именно говорите?..
Джон сидит в соседнем кресле, по правую руку от Кросса, молчит и внимательно слушает. Этим вечером ему предстоит писать свой первый отчет, и он должен быть максимально полным.
У Хопкинса ноет и чешется исцарапанная правая рука – проклятые розовые кусты у калитки, кто только додумался их там посадить?! – но он не обращает внимания на такую мелочь. Дело важнее.
- …У преступников такого рода обязательно бывают сообщники, которые могли бы… продолжать его дело, когда сам Музыкант оказывается под подозрением. Что вы об этом думаете?
- Ничего, - Уолкер улыбается и слегка пожимает плечами. – Я же не преступник…
Джон не отвлекается даже тогда, когда в комнату тихо входит мальчишка лет десяти – должно быть, сын кого-то из прислуги – и начинает ловко убирать со стола грязную посуду. Хопкинс только замечает необычный цвет его волоc: они совершенно белые, словно седые. Но напряженный разговор поглощает все внимание Джона.
-…Хотите сказать, что совершенно ничего не знаете о готовящемся заговоре? – Мариан тоже бросает на мальчишку один-единственный мимолетный взгляд и снова поворачивается к хозяину дома. – И никаких слухов до вас не доходило?
- Нет, - Нэа отвечает очень твердо, почти припечатывает. – Я верный сторонник правящей семьи… В конце концов, в каком-то смысле, я даже их родственник. И меня не интересуют подобные слухи!
В комнате повисает тишина. Уолкер невозмутимо улыбается, Кросс многозначительно молчит. А Джон в легкой растерянности переводит взгляд с одного на другого, его обескураживает такое резкое завершение беседы. Как будто здесь было сказано что-то, что он не смог уловить, несмотря на всю свою наблюдательность.
А мальчик-слуга продолжает тихо и быстро убирать посуду. На его воротнике – ярко-желтая шелковая лента.

Аллен|fem!Канда. По мотивам "Рапунцель". H!

Башня не понравилась Аллену с самого начала.
Она была слишком высокой, слишком мрачной, плохо вписывалась в окружающий идиллический пейзаж и навевала ему воспоминания об услышанных в детстве страшных историях про ведьм и черных колдунов, которые всегда живут в такой вот высокой-превысокой башне, где заживо варят и съедают любопытных путников... Будь у него выбор, Аллен к ней и близко бы не подошел. Но когда за тобой гонится целый отряд королевской стражи, привередничать не приходится. В конце концов, отличие от героев детских сказок, алебарды стражников – вещь намного более материальная, и проверять их остроту на своей шкуре Уолкеру не улыбалось.
Поэтому Аллен лишь глубоко вздохнул, поправил сумку на плече и ринулся на штурм.
Против ожидания, вскарабкаться оказалось несложно. А отдаленный шум продирающейся сквозь чащобу погони добавлял Аллену ловкости и энтузиазма – поэтому уже буквально через пять минут он спрыгнул с подоконника на каменный пол. С интересом окинул взглядом просторную комнату, замечая широкую кровать под балдахином, многочисленные полки, горшки с цветами и…
А потом затылок неожиданно взорвался болью и в глазах резко потемнело.

***

Приходить в себя после сокрушительного удара по голове всегда неприятно. Приходит в себя привязанным к стулу – неприятно вдвойне. Особенно, если у тебя путаются мысли и никак не получается вспомнить, где же ты вообще находишься.
Аллен застонал и заерзал, пытаясь устроиться поудобнее на жестком стуле. Его голова трещала и как будто собиралась в самое ближайшее время развалиться на части. А перед глазами плясали веселые звездочки, мешая рассмотреть стоящую перед ним девушку… Погодите, что? Девушку?
Аллен потряс головой, но видение темноволосой незнакомки исчезать не пожелало. Довольно красивой незнакомки, между прочим – даже несмотря на явно домашнее и изрядно помятое платье. Но кое-что в ее облике заставило Уолкера мгновенно забыть о симпатичном лице: веревки, которыми он был связан, почему-то тянулись к ней, словно… волосы?! У нее такие волосы?!
Аллен несколько секунд потрясенно разглядывал тянущиеся по полу пряди, похожие огромных на черных змей, пытаясь как-то втиснуть это зрелище в свои представления о мире. Потом осторожно поднял взгляд – и оторопел во второй раз. В руках девушка крепко сжимала массивную чугунную сковородку, от одного взгляда на которую у Аллена сильнее заныла шишка на затылке.
Уолкер постарался как можно незаметнее сглотнуть. Странные волосы, сковородка… и колдовская башня, да – он наконец вспомнил, куда залез на свою беду.
Кажется, он снова во что-то влип.
- Э… Привет, - трудно дружелюбно улыбаться, когда сидишь связанный чужими волосами, но Аллен старался. Угрожающий взгляд девушки, вместе со сковородкой в ее руках убедил его, что сейчас лучше вести себя как можно вежливее.
Но, кажется, на незнакомку улыбка не действовала. Ее выражение лица ни капли не смягчилось.
- Кто ты?
Аллен пожал плечами насколько позволили путы, одновременно замечая про себя, что таким голосом, при желании, вполне можно перерезать горло – так много в нем звенело холодной стали.
- Знаешь, это такой трудный вопрос. Я… вроде как, - детские воспоминания снова вспыли откуда-то из глубин памяти, выстраиваясь в нехитрую цепочку: башня ведьмы-заточенная принцесса-рыцарь-осободитель. – Странствующий рыцарь!
Да, выдумка не самая удачная, но признавать себя преступником, находящимся во всекоролевском розыске, в подобной ситуации казалось Аллену весьма… неразумным.
Девушка удивленно отступила на шаг, скептически осмотрела Уолкера и покачала головой. Категорично заявила:
- Не ври. Ты не тянешь на рыцаря, ты слишком… мелкий для этого. И зачем бы рыцарю таскать в сумке корону? – В девичьих руках блеснул тонкий золотой обруч. – Ты ее украл, так, вор?
В последнем слове прозвучало столько презрения, что поперхнувшийся воздухом Аллен даже на мгновение забыл о «мелком» и возмутился:
- Не украл, а выиграл! В карты! Почти честно, между прочим, - Уолкер вздохнул и с тоской взглянул на свою, кажется, уже бывшую добычу. А потом неосмотрительно ляпнул: - Ну и потом, ты со своими волосами и сковородкой тоже не очень-то похожа на прекрасную принцессу. Я даже не уверен, точно ли тебя прятали в этой башне от мира, или все-таки мир – от тебя?
Девушка в ответ опасно прищурилась, и…
«Бам!» – сковородка свистнула в воздухе и, словно карающий меч, рухнула на голову бедному «рыцарю».
- Ох… ну зачем так сильно-то, а? – Аллен тихо простонал, расфокусированным взглядом наблюдая, как звездочки перед его глазами побежали по второму кругу.
- Это чтобы ты не болтал всякую чушь, - девушка гордо фыркнула и любовно огладила свое оружие. – Так зачем ты забрался в мою башню, «рыцарь»? И не вздумай врать!
Врать? Чтобы еще раз познакомиться с ее любимой сковородкой? Чудесная перспектива. Аллен нервно усмехнулся. Он уже начинал думать, что застенки королевской тюрьмы – не такое уж плохое место. По крайней мере, тихое.
- Я все объясню, - Уолкер выпрямился на своем стуле и лихорадочно размышлял. Ему еще бы чуть-чуть времени, хотя бы придумать, что именно ей объяснять, чтобы прозвучало правдоподобно. - Только, может, ты хотя бы скажешь для начала, как тебя зовут?
Девушка подозрительно посмотрела на Аллена но, помедлив, все же ответила.
- Канда.
- Красивое имя, - Аллен улыбнулся. Канда фыркнула. – Нет, правда, красивое. Итак, слушай…

Аллен. AU! Студенческая жизнь. "Диплом по Чаку Норрису настолько крут, что его не надо защищать." H!

Лето – это чертовски хорошее время года… при условии, что вам не нужно сдавать дипломные проекты. И защищать их. Потому что сражение с дотошной комиссией за свой статус выпускника портит студентам настроение, нервы и самочувствие не хуже, чем неожиданно рухнувший на голову мешок с кирпичами.
Впрочем, некоторым удается увернуться.
- До свидания! Спасибо за оценку! – Аллен выскочил из аудитории, стараясь сделать вид, что вовсе не торопится никуда и уж точно не сбегает, и сразу захлопнул за собой дверь. Прислонился к стене, медленно вдохнул, выдохнул… Запрокинул голову и усмехнулся куда-то в потолок, пробормотав себе под нос: – Вот уж действительно, диплом по Чаку Норрису настолько крут, что его даже не надо защищать.
С удовольствием вспоминая застывшие лица преподавателей, узнавших тему его работы, Уолкер хмыкнул и мысленно погладил себя по голове за поистине гениальную идею. Стоило только заявить, многозначительно положив руку на бейсбольную биту с подписью маркером «приложение №1», что для демонстрации практической части ему нужен доброволец из комиссии – как пристальный интерес к его работе резко упал. Ему быстро поставили «хорошо» - наверное, поставили бы и «отлично», если бы в комиссии по злосчастному совпадению не оказался Малькольм Рувелье – и выгнали за дверь.
Хотя, конечно, здесь сыграл свою роль и выбор научного руководителя: должно быть, многие члены комиссии еще не забыли, как лет пятнадцать назад Мариан Кросс защищал свой диплом на этой же кафедре. По графу Калиостро.

К9-89. Неа. 30 сребреников Иуды.

Крошечная комната слишком тесна для двоих. Но для краткой передышки она вполне подходит, несмотря на минимум мебели, пыль и паутину по всем углам. И, хотя единственное окно распахнуто настежь, сигаретного дыма в ней уже больше, чем воздуха: у Мариана Кросса довольно своеобразное представление о чувстве меры.
Неа почти лежит на диване, откинув голову на спинку. На то, чтобы сесть ровнее, нет ни сил, ни желания. Полчаса отдыха – это все, что сейчас можно себе позволить, но они нужны, отчаянно нужны. Потому что в голове до сих пор звенит отголосок мелодии, а тело ноет от усталости. И пальцы дрожат – слишком много пришлось играть. Слишком сложная партитура…
Зато теперь Ковчег не сдвинется с места.
- Иуда получил за предательство тридцать серебряников, - Кросс нарушает молчание, отвлекая Музыканта от размышлений, и выбрасывает за окно докуренную до фильтра сигарету. - Тебе выдали бы шестьдесят, такая двойная игра того стоит.
Неа вздыхает и выпрямляется. Поднимает голову, встречается взглядом с Марианом и почти равнодушно возражает:
- Иуда предал не из-за денег, - собственный голос, хриплый и какой-то… измученный, заставляет Музыканта недовольно поморщиться.
Вынужденная слабость угнетает.
И еще слезы – нежеланные, неизбежные, такие неуместные. Предсказуемые. «Каждый раз, когда умирает кто-то из семьи…» Вот только почему убийца должен оплакивать тех, кого сам лишил жизни? Но семья Ноя по-прежнему считает отступника частью себя, и древней магии безразлично его мнение по этому поводу.
А ведь, кажется, Иуда тоже плакал.
Неа прочищает горло и заканчивает:
- Он просто хотел помочь любимому учителю. Доказать его божественное происхождение и бессмертие… - Неа медлит, прежде чем добавить: - Это одна из версий, конечно.
Кросс хмыкает, но не спорит. Достает новую сигарету и отворачивается к окну – богословские вопросы его не слишком занимают, хотя для экзорциста, наверное, пристало бы интересоваться… Эмблема Ордена на его плаще невольно притягивает взгляд Неа. Дурацкая мысль на краю сознания – а в ней сколько серебра?
На тридцать серебряников в Иерусалиме можно было купить раба. Сколько платит Орден за нового экзорциста? Что стоит дороже: верность или предательство?
А, впрочем, об этом можно подумать позже. Сейчас еще так много нужно сделать. Позаботиться о брате – это в первую очередь. А потом – Неа слегка усмехается – найти себе подходящую осину. Такую, чтобы веревка не просто порвалась, а обрушилась бы вместе с веткой, если не со всем деревом.
Бессмертие – такая сложная штука... Оно постоянно нуждается в доказательствах.

Роад. AU. Маленькая разбойница.
Дарк и ангст

Сказочники всегда врут. Красочно, вдохновенно, увлеченно, отчаянно – так, что им хочется верить, верить, что где-то там, в сказочной стране все лучше и добрее, чем здесь и сейчас.

С раннего детства у Роад всегда было множество игрушек, но она помнит, как быстро они ей надоедали. Драгоценные подвески, диадемы, печати, заколки и украшенные самоцветами золотые фигурки терялись и забывались в самых неподходящих местах - за что ей иногда попадало от папы. Теперь у нее есть зверинец, и с живыми игрушками оказывается намного веселее: они так забавно пляшут, если слегка пощекотать их острием ножа. Жаль только, что ломаются слишком быстро.
Роад любит сладкие леденцы на палочке, острые метательные ножи, полосатые чулки – и равнодушно перешагивает через лужу крови в зале. Сегодня в лесу захватили королевскую карету и папа немного… поговорил с кучером. Это неинтересно.
А еще она любит играть в куклы, и только поэтому молодая принцесса, которую везли в той карете, все еще жива. Даже когда выясняется, что, на самом деле, она никакая не принцесса. Роад просто забирает ее себе с обаятельной бесцеремонностью избалованного ребенка и с удовольствием наряжает, расчесывает длинные темные волосы, мягкие и словно шелковые. Разговаривает. У нее никогда не было такой замечательной игрушки и это так интересно.
Девчонка хочет спасти своего друга от Снежной Королевы.
Роад звонко смеется, искренне восхищенная ее наивностью.
- Ты действительно хочешь? Действительно думаешь, что сможешь? – она наклоняется к лицу пленницы и лукаво улыбается. Кажется, игра будет даже интереснее, чем она думала. – И ты хочешь, чтобы я отпустила тебя?
- Да! Пожалуйста! – «не-принцесса» отвечает, не задумываясь. В ее глазах горит отчаянная надежда, а на ресницах – застывшие, превратившиеся в иней слезы. Они никогда не могут растопить ледяные осколки Зеркала.
Роад знает, что этот лед тает только от горячей красной крови.
- Ну, хорошо, - Роад наклоняет голову на бок, на секунду опускает руку куда-то в складки юбки – и в ее пальцах сверкает небольшой бронзовый ключ. – Я дам тебе его. Ты можешь попробовать сбежать... и добраться до вершины белой башни.

Сказочники всегда врут – но их можно понять. Ведь им нужно написать красивую сказку.

И одно с D.Gray-man Fest

Канда | Аллен. "Да мы оба безумцы".
Мы все сошли с ума (с.) Да, и автор тоже)

Острый край легко, едва прикасаясь, скользит по запястью – почти невесомо, пронзительно. Рука непроизвольно напрягается, дергается, но чужие пальцы крепко сжимают и удерживают на месте. Аллен задерживает дыхание – чтобы вздрогнуть и резко выдохнуть, когда край сильнее прижимается к коже, оставляя узкую длинную царапину. Руку обжигает болью, кровь выступает почти мгновенно: ярко-алая полоса вызывающе выделяется на светлом запястье.
Аллен сглатывает – в горле сухо, как в пустыне. Почти шепчет:
- Что ты творишь…
Почему он это делает, и почему – с тобой?
Канда неопределенно хмыкает в ответ – что, в общем-то, может обозначать все, что угодно, от «а ты сам не видишь?» до «заткнись и получай удовольствие, раз напросился». И крепче сжимает руку Уолклера.
Почему ты ему это позволяешь?
Царапину дергает болью, но вырвать руку Аллену даже не приходит в голову. Есть во всем происходящем что-то… странно притягательное. Возбуждающее. Игра идет поперек всех правил – и это только добавляет ей интереса.
Да и не так уж больно, на самом-то деле. Порез маленький и поверхностный, а когда Канда наклоняется и проводит по ране языком… Аллен просто забывает как дышать. Глаза невольно закрываются: чужое горячее дыхание жжет кожу, а от мягкой влажной ласки Уолкера буквально передергивает – мгновенный сладкий шок и мурашки по спине к затылку.
Почему это так приятно?
Справиться с собой получается только через минуту. Аллен заставляет себя открыть глаза, облизывает губы, пересохшие от частого дыхания, и хрипло замечает:
- Вообще-то я немного не это имел в виду, - он смотрит на пиковый туз в руке Канды: по краю пластикового прямоугольника краснеют следы крови – его крови, и это завораживает. – Когда предложил тебе сыграть в карты.
- А я – это.
Канда усмехается – в его усмешке нет ничего нормального. Там вызов, темная жажда, почти угроза… Желание дойти до конца, до предела, просто чтобы узнать, как много ему позволят – и как много он сможет позволить себе.
Может, вы оба просто давным-давно сошли с ума и не заметили этого?
Наверное, стоило бы испугаться, но у Аллена почему-то не получается.
- Ты сумасшедший. Совершенно, - Аллен встречает взгляд Канды и, сам не замечая, улыбается уголком рта. – И учти, в следующий раз я возьму бумажную колоду.
- Ты тоже, - Канда странно оценивающе смотрит на эту улыбку. А потом резко дергает Уолкера к себе и проговаривает почти ему в губы: - В следующий раз я приду к тебе с Мугеном.
Аллен резко выдыхает от неожиданности и хватается свободной рукой за плечо Канды. Чуть отстраняется. Он не уверен, пугает его такое заявление или заводит – или же и то, и другое разом. Но сейчас, определенно, не время для саморефлексий.
Он улыбается шире:
- Значит, мы оба безумцы, - и жадно приникает к губам Канды.
В поцелуе ему мерещится неуловимый привкус крови.

@музыка: Пропаганда - Лужи

@настроение: меланхолия - это аристократическая грусть. И отчасти - выпендреж, да, мама, ты права Х).

@темы: D.gray-man, фикшен, мое, с феста

Comments

Роад. AU. Маленькая разбойница.

Вот это очень понравилось)

[Lafressa]

Kurava, я надеялась, что это тебе понравится) Мне почему-то с самого начала казалось, что сказка получилась несколько... в твоем вкусе

[Chesia]

Что он пользует бешеной популярностью

тут очепятка)

Но все шикарно!!!
Про Кандоалена - не фанат, но остальное!

[Lafressa]

Chesia тут очепятка) - ох, сейчас поправлю)
Я польщена Спасибо)

Lafressa, В моем вкусе говоришь? А можно теперь спросить, как ты об этом догадалась? Ну, что сказка будет в моем вкусе?Х)
Кстати, в принцессе, мне отчетливо увиделась Линали : )

[Lafressa]

Kurava, объяснить трудно Просто показалось, что это совпало бы с твоими представлениями о семье Ноя и о Роад в частности. И атмосфера показалась... подходящей.
И вообще, когда я пишу о Ноях, я все равно всегда тебя вспоминаю) Потому что именно с твоей подачи я когда-то впервые обратила на них пристальное внимание Х)

Кстати, в принцессе, мне отчетливо увиделась Линали : ) - да, она и мне там виделась

Lafressa,

И вообще, когда я пишу о Ноях, я все равно всегда тебя вспоминаю) Потому что именно с твоей подачи я когда-то впервые обратила на них пристальное внимание Х)

Aww, а вот это было неожиданно

[Lafressa]

Kurava почему? Если бы не ты, я бы, наверное, даже имен некоторых Ноев до сих пор не знала

Lafressa, бггг х) А вот это точно Х)

[Princess Esther]

Lafressa дипломная по Чаку Норрису- это жесть
Ах да, еще и принцесса Канда очень понравилась))

[Lafressa]

Princess Esther рада, что вам понравилось)
А принцесса из Канды своеобразная получается, что тут поделаешь