Мои исполнения с One_String D.Gray-Man
Т7-03.Аллен|Канда. Ведьма и инквизитор."Остановись, безумный. Молчи. Ты смертный приговор себе пророчишь."
читать дальше
На его тонких запястьях кандалы кажутся особенно массивными. Тяжелыми. И хотя Канда далеко не впервые видит оковы на чужих руках, но сейчас почему-то не может отвести взгляд. Может быть, все дело в контрасте? Грубый металл – и почти по-детски хрупкие запястья. Сколько же ему лет, четырнадцать, пятнадцать? Дознаватели так этого и не спросили: зачем, ведь для Инквизиции все равны.
…И кожа настолько бледная, что неизбежные синяки, наверное, будут выделяться кричаще-ярким пятном.
Канда морщится – хотя какое тут, к черту, «будут»? У парня есть все шансы не дожить до завтрашнего вечера, и нельзя сказать, что это самый плохой исход. По сравнению с застенками монастыря Благочестия – почти удача. Те, кто там служит, сумеют сделать так, чтобы «грешник» пожалел о не случившейся смерти.
Такие трудолюбивые Благочестивые Братья… Оплот веры и ревностные хранители устоев. Дознаватели. Зажравшиеся крысы, отсиживающиеся в своих подвалах, пока во всем мире идет война за будущее человечества, не захватившие ни одной ведьмы, но с упоением «очищающие» огнем и железом всех подозреваемых…
Крысы. Твари. Паразиты.
Канда ненавидит их, может быть, даже больше чем тех, с кем сражается уже почти девять лет. Тех он, по крайней мере, может убить – а с отрубленной головой враги раздражают намного меньше. И уж точно их он не обязан сопровождать во время допросов, охраняя от «слуг сатаны».
Охраняя. Ну конечно. От кого, от закованного в цепи подростка? Канда переводит взгляд с рук на лицо пленника, замечая правильные черты лица, очень светлые – седые? – волосы, старый шрам над левым глазом...
Словно почувствовав его взгляд, парень поднимает глаза. Светло-серые, почти прозрачные. И до боли понимающие. Как будто он знает, о чем сейчас думает Канда – и даже в чем-то сочувствует.
От этого взгляда Канду словно обжигает. Он резко отворачивается к стене, не желая видеть ни пленного «ведьмака», ни толстого дознавателя, пыхтящего неподалеку.
«Больше никогда, - Канда мысленно проговаривает и стискивает зубы. - Пусть хоть лопнут от возмущения, хоть упишутся доносами. Больше ни-за-что… Иначе я когда-нибудь все-таки прирежу эту тварь!»
- Именем Господа нашего я должен очистить эту заблудшую душу и привести ее к свету…
Канда кривится, как от зубной боли. У «крысы» даже голос соответствующий: высокий, визгливый и буквально сочащийся самоуверенностью, как воспаленная рана – гноем. Он старается не вслушиваться в его болтовню, но обрывки все равно лезут в уши.
- …Признаешься ли ты в совершенных тобой злодеяниях?
«Заблудшая душа» в ответ тихо вздыхает и ерзает, пытаясь поудобнее устроиться у столба, к которому его приковали.
- Я не убивал никого. И даже не собирался, - он отвечает устало, явно уже не в первый раз. И даже не в пятый – отцы-дознаватели любят повторять вопросы свои до тех пор, пока жертва не согласится.
- Твоя ложь – лишнее доказательство твоей богомерзкой натуры!
…И почаще восклицать что-нибудь пафосное и тупое до зубовного скрежета.
- Вовсе нет, я только хотел помочь…
Канда продолжает сверлить взглядом стену, невольно отдавая должное терпению пленника, который все еще пытается что-то объяснить. Такая выдержка достойна уважения – хотя и совершенно бесполезна, конечно. Сам он давно бы врезал по этой самоуверенной роже цепью от оков.
«Ну перед кем ты тут распинаешься, а? Остановись, ненормальный, ему же плевать, что ты говоришь. Молчи лучше.»
- Тебя поймали за сотворением заклинания! Не лги! – дознаватель еще повышает голос, срываясь уже даже не на крысиный, а на поросячий визг.
Канда ни разу не видел – не слышал – как забивают свиней, но ему кажется, что именно так голосит хряк, под ножом мясника.
Нет, он точно уже врезал бы.
- Не все заклинания несут вред, - парень переминается с ноги на ноги и пытается возражать. - Я пытался спасти…
Канда прикрывает глаза. Нет, это бесполезно, как он не понимает?
«Смертный приговор ты все равно себе уже обеспечил. И чем больше будешь упираться – тем дольше тебя заставят каяться.»
Через долгие два часа допрос, наконец, заканчивается. Благочестивый Брат покидает темницу – кажется, мысленно уже предвкушая завтрашнюю казнь, а Канда провожает пленника в камеру. Молча.
Мысли невольно крутятся вокруг всего произошедшего.
Может быть, парень врет – Канда вполне допускает это, хотя его речь и произвела на него некоторое впечатление. Но ведьмы, ведьмаки легко врут, так же легко, как и убивают.
Может быть, он говорит правду, а Церковь вцепилась в него, просто чтобы казнить хоть кого-то, кого можно выставить виноватым – в это Канда, насмотревшись на трясущееся в праведном негодовании пузо дознавателя, тоже готов поверить. Все же он не первый год возится в этой змеиной яме, которую люди по незнанию называют Святой Инквизицией.
Все может быть.
Но разбираться с этим он будет позже. Сам. Без всяких крыс. И если парень соврал – Канда найдет его где угодно, хоть в самой преисподней, он это умеет.
А пока – он отворачивается и старательно не замечает длинного тонкого гвоздя блеснувшего в пальцах «ведьмака». Который он, похоже, все же умудрился выковырять из столба за время допроса, и которым так легко можно взломать замок на кандалах. Да и в камере тоже – темница старая, давно нуждается в ремонте…
Наверное, Канда даже скажет об этом коменданту. Послезавтра. Если вдруг, совершенно случайно не забудет.
Аллен/Линк. Дверь в песке.
читать дальше
Возвращаться в Орден после успешно выполненной миссии всегда приятно. Это предвкушение отдыха, еды и горячей ванны, это гордость и удовлетворение от хорошо проделанной работы – и, может, что-то еще?
Для Линка – и все, пожалуй. Но он возвращается не один.
Аллен заходит в комнату первым, утомленно роняя чемодан у самой двери, сразу же падает на кровать и выдыхает почти счастливо:
- Наконец-то дома…
Линк входит следом. Он стягивает перчатки, бросает их на стол и оборачивается. С сомнением смотрит на умиротворенное лицо Уолкера. Ему не очень понятно, как небольшую комнату, почти пустую, безликую, в которой очень мало личных вещей – или даже Черный Орден в целом – можно называть «домом», тем более, после того, как поползли слухи и подозрения… Но он молчит.
Хотя Аллен, кажется, понимает его и без слов. Перехватив взгляд Линка, он садится на кровати, взъерошивает волосы и слегка смущенно добавляет:
- Я знаю, это, наверное, глупо звучит, но… У меня раньше не было места, которое можно было назвать домом. Куда можно было бы вернуться. Чаще приходилось довольствоваться гостиницами, - он улыбается, и Линк никак не может понять, что же за чувства отражаются в этой улыбке: грусть? радость? сожаление?
Он уже несколько недель повсюду следует за Уолкером; пятнадцать дней и восемь часов, если быть точным. За это время они успели неплохо поладить – в конце концов, найти общий язык с человеком, которого ты видишь, и, судя по всему, будешь видеть еще долгое время, все двадцать четыре часа в сутки почти жизненно необходимо... Но это очень странный «общий язык». Это что-то непонятное, мало похожее на дружбу, балансирующее самой грани чопорно-официального и неформального – и совершенно не то, что должно бы сложиться между подозреваемым и надзирателем.
Но Говард по-прежнему не может угадать, что прячется за неизменными улыбками его подопечного.
Наверное, сейчас ему стоило бы молчать и дальше, но слова слетают с языка раньше, чем он успевает принять это решение:
- Дом – это не только место.
Может, это потому, что тема ему тоже очень близка? Линк едва заметно хмурится.
- Да, - Аллен ерзает на кровати и на мгновение отводит взгляд – его улыбка чуть меркнет, чтобы уже через секунду вернуться снова, светлее и шире. – Это еще и люди, которые мне дороги.
Наступившую тишину, кажется, можно потрогать. Она тонкая, плотная, острая – об нее легко порезаться.
Аллен выжидающе смотрит в глаза Говарду.
Линк отворачивается первым. Он отходит к окну, начинает расстегивать плащ – уже почти шесть часов, нужно поскорее переодеться и идти на ужин. Даже если мысли ужасно далеки от еды.
Мимолетный порыв спросить – а меня ты тоже считаешь?... – безжалостно подавляется. Незачем. Каким бы ни был ответ, он ничего не изменит. Потому что…
Только безумец взялся бы строить дом на песке: слишком ненадежная опора. От дождя и ветра осядут стены…
Он не сможет его защитить – защитить от своих же. Если придет приказ, ему придется подчиниться.
…и обрушится потолок.
Он даже не может полностью ему доверять. Не имеет права – не после того, как видел золотистый отблеск в серых глазах.
Что останется от такого дома? Груда камней и одиноко стоящая на песке дверь?
Он может только слушать. Просто слушать, внимательно, без жалости и сочувствия, позволяя выговориться – так, как его, кажется, еще никто не слушал.
И, может быть, потом рассказать что-нибудь в ответ.
Дверь, которая открывается в обе стороны.
Неа. Начинающий некромант. "А потом я придумаю себе хобби. Кто знает, может, воскрешение мертвецов."
читать дальше
Могущество некромантии изрядно переоценивают. Атмосфера страха, загробного ужаса, запретной тайны сбивает с толку непосвященных, заставляя верить в какую-то запредельную мощь ее адептов, способных обмануть даже смерть. Но романтические представления неофиты обычно сохраняются только до первого практического урока, который начинается с объяснения: «лопату нужно держать вот так…» И заканчивается по колено в грязи на дне вскрытой могилы.
Привлекательного в этом мало. Ничего таинственного нет совсем. Но тем, кто не отступался, некромантия со временем давала совершенно особую силу… и огромное количество неприятностей.
Как и любой вид магии, впрочем.
Неа положил в чемодан аккуратно сложенную стопку одежды. Бросил поверх ритуальный кинжал и еще несколько мелочей, необходимых для каждого уважающего себя некроманта. Прошелся по комнате, рассматривая книжные полки и вспоминая, что еще нужно забрать. Около двери он на мгновение замер, прислушиваясь.
Тихо. Пока еще все тихо.
Церковь не одобряла некромантию. На мнение церкви Неа было наплевать. Он с удовольствием устроил бы Пляску Смерти прямо на церковном кладбище, подняв самых влиятельных епископов прошлых лет – это было бы изящной издевкой, даже лучше, чем оргия на алтаре, но… Приходилось сохранять тайну.
Потому что его семья – на мнение которой плевать было сложнее и, в чем-то, намного опаснее – тоже была против. Нет, вовсе не из человеколюбия, разумеется. Неа отлично знал своих родственников и понимал, что это качество присуще им в самую последнюю очередь, уже после «добродушия» и «скромности». И не из уважения перед смертью – в семье, ведущей свое начало от легендарного Ноя, ее не боялись и не слишком уважали. Неа поморщился и отошел от двери.
Однако, его родственников все же больше интересовал довольно скучный процесс превращения «живого» в «мертвое» и желательно навсегда, а вовсе не наоборот.
Наоборот – значит, против семьи. Значит, семья обязательно постарается остановить «предателя».
Неа резким движением захлопнул крышку чемодана.
- Я буду решать сам, что мне делать, когда и с кем. И если захочу – заведу себе хобби, - он усмехнулся. - Кто знает, может, воскрешение мертвецов.
Пора уходить.
Путь отступления давно продуман и подготовлен, а фамильное кладбище, так удачно расположенное как раз за особняком, поможет исчезнуть незамеченным. Сил на то, чтобы поднять его, уйдет изрядно, но зато оно так шикарно отвлечет внимание всех членов семьи…
«Брат, ты так хотел единства семьи. Надеюсь, тебе понравится встреча с предками.»
Канда|Аллен. Жестокая схватка, меч у горла и тихий шепот "Я не предатель" NH!
читать дальше
Говорят, что время – словно река, что оно течет плавно, быстро, неудержимо и его невозможно повернуть вспять… Канда мог бы с этим поспорить, если бы его хоть немного интересовали философские споры. Потому что кто-кто, а он прекрасно знает, насколько иначе время может вести себя во время битвы. И что иногда оно просто замирает. Останавливается, застывает куском льда – даже секундные стрелки будто примерзают к циферблату.
А весь мир сужается до сверкающего лезвия меча у чужого горла – и узкой красной полосы на серой коже. Серой, Акума ее задери!
Как? Почему? Зачем?..
Канда почти физически ощущает, как лихорадочно проносятся в голове мысли, пытаясь найти ответы и раз за разом безнадежно упираясь в тупик. И никак не получается оторвать взгляд от единственной капли крови, стекающей по шее вниз к ключицам.
Ужасная глупость – кидаться на Ноя с обычным мечом, но что поделать, если рефлексы работают быстрее рассудка, а Мугена у него больше нет.
Вдвойне глупость – не доводить задуманное до конца, останавливая лезвие в последний момент у самого горла противника.
И уже совершенный идиотизм – замирать на месте, пристально вглядываясь в его золотистые глаза, пытаясь отыскать в них... хоть что-то. Знакомое. Как будто стигмат на лбу недостаточно, чтобы похоронить надежду.
Но воистину, надежда всегда умирает последней. И Канда рассматривает лицо Уолкера – может быть, просто не зная, что здесь теперь еще можно сделать.
Резкий прерывистый вздох, кажется, один на двоих, разбивает магию момента – и мир возвращает себе размеры и скорость. Аллен сильнее прижимается к стене, откидывает голову, бессознательно подставляя шею в древнейшем жесте доверия и подчинения, и шепчет:
- Я не предатель.
Почему-то ему хочется поверить.
Осторожно отвести клинок от горла. Канда отступает на шаг и смотрит, как светлеет кожа, как выцветает ярко-желтая радужка, возвращая себе привычный серый цвет. Руки у него не дрожат, но костяшки пальцев белеют от того, с какой силой он сжимает рукоять.
И в голове неожиданно становится совсем пусто. Неужели от облегчения?
- Не смей больше, - собственный глухой голос кажется чужим.
Канда сам бы не смог внятно объяснить, что имеет в виду, но Аллен, кажется, понимает. Он кивает и устало улыбается.
- Ты зря беспокоишься, - и еще пытается его успокаивать. Протягивает руку собираясь прикоснуться к плечу – и останавливается на полдороге. - Неа не собирался уничтожать Орден...
Неа?
На мгновение Канде кажется, что он слышался. Но нет… и от этого становится еще хуже. Мало того, что этот болван поддался Ною, так он еще его и по имени называет? Закипающая злость иррациональна, беспричинна – и очень горяча.
Что этот придурок опять с собой делает?
- Да к черту Орден! – он даже не собирается дослушивать, что там Уолкер пытается рассказать про Орден. Об этом можно будет подумать потом. А сейчас – схватить недомерка за горло, слегка сдавить, чувствуя, как под пальцами отчаянно бьется чужой пульс, и прорычать, глядя прямо в растерянные глаза. - Не смей больше предавать себя, идиот!
Оставайся собой, сражайся за себя – потому что я не хочу тебя потерять. Я не позволю тебе потеряться.
И мне наплевать, что ты сам думаешь по этому поводу.
Канда|Аллен. "Господи, прости, но я сдаюсь. Он идиот."
читать дальше
Лави сам не знал, что заставило его встать посреди ночи и заглянуть в библиотеку. Может быть, интуиция, а может, просто бессонница. Но что он точно не рассчитывал найти там, так это Уолкера, с сосредоточенным видом ставящего заплатки на форменный плащ.
Выяснить причину такого необычного поведения оказалось нетрудно. А вот уяснить – намного сложнее.
- Господи, прости, но я сдаюсь. Он идиот. И придурок. И психопат, – Аллен агрессивно втыкал иголку в ткань, словно представляя на ее месте упомянутого «идиота». – Да чтоб я еще раз согласился с ним тренироваться…
Лави задумчиво посмотрел на него, взъерошил волосы и на всякий случай решил уточнить:
- Мм… Аллен? Ты хочешь сказать, что Юу весь вечер за ужином смотрел на тебя?
- И поесть нормально не дал, - Уолкер тяжело вздохнул. Под тяжелым взглядом Канды ему действительно кусок в горло не лез… То есть, на самом деле лез, конечно – чтобы заставить Аллена голодать нужно что-то намного более весомое, чем чьи-то взгляды, но удовольствия от еды все равно было намного меньше, чем обычно.
- А потом сам потащил тебя в лес. Тебя одного. На ночь глядя. Так?
- Ага. Тренироваться, - Аллен закрепил узелок и щелкнул ножницами, отрезая нитку. -
Как будто ему в Ордене места не хватает.
- И порезал тебе весь плащ, заставив его снять? И рубашку? – Аллен гневно фыркнул – Лави расценил это как положительный ответ. - И ты не понимаешь, почему?
Аллен на время отложил в сторону свое «рукоделие», недоуменно взглянул на Лави и решительно подвел итог:
- Потому что он идиот. Полный идиот, помешанный на своей железке, который не умеет тренироваться не угрожая кого-нибудь прирезать…
Ученик Книгочея издал странный звук, подозрительно похожий на сдавленный смех. Аллен нахмурился:
- Лави? Я что-то не так сказал?
- Да нет, ничего, - Лави из последних сил попытался сдержать усмешку. – Просто знаешь… Извини, Аллен, но вы с ним друг друга стоите.
P.S. Есть продолжение (от другого автора) и еще одно
Тимканпи. Гнездо в волосах Кросса.
читать дальше
Мариан Кросс злился.
Нельзя сказать, чтобы в этом чувстве было что-то необычное. Раннее утро вообще редко располагало молодого генерала к добродушию – особенно, если предыдущий вечер, веселый, но утомительный, прошел за бутылкой прекрасного вина в компании не менее прекрасных женщин… Но сегодня Мариан проснулся трезв и в одиночестве. А причина его злости, как ни в чем не бывало, сидела на люстре и скалилась во все зубы. Зараза. Или, точнее, один мелкий, пронырливый золотой голем, который по какой-то непостижимой причине решил, что волосы Мариана – самое подходящее место для того, чтобы устроить себе гнездо.
И переубедить его пока не получалось. На раздраженные крики Тимкампи никак не реагировал, от тяжелых предметов уворачивался с ловкостью кошки, а пугать его пистолетом было просто бесполезно. И если днем Кроссу удавалось ограждать волосы от посягательств и вовремя смахивать голема с головы, то ночью…
Мариан бросил взгляд на висящее на стене зеркало и поморщился – видеть себя с одним огромным колтуном вместо волос было на редкость неприятно. И ведь не в первый раз уже.
Уже третье утро начиналось одинаково. Он просыпался, шел к зеркалу, несколько секунд разглядывал очередной кошмар на своей голове и с чувством слал заковыристое проклятие в адрес «безмозглого летающего куска золота». Потом, подумав, еще одно – ехидному мерзавцу, который с усмешкой завещал ему эту головную боль: «Я уверен, вы поладите…» Если бы Мариан мог, он вернул бы его только для того, чтобы от души врезать.
А потом еще нужно было браться за расчески (две расчески, потому что одна из них обязательно ломалась в процессе) и целый час приводить в порядок спутанные пряди.
Конечно, надежное решение проблемы – остричь волосы – иногда приходило Мариану в голову. И неизменно посылалось к черту: жертвовать красотой и стилем из-за какого-то голема казалось ему непростительной слабостью.
Нужен был другой способ.
Кросс вытащил из кармана пачку сигарет, достал одну. Закурил и откинулся на спинку кресла, обдумывая ситуацию.
Может быть, стоит попробовать его… приручить? Кросс задумчиво поднял взгляд к потолку. А почему бы и нет? Тимкампи очень сильно отличался от обычных механических кукол, которых в Ордене называли «големами» и, вероятно, обращаться с ним тоже надо по-другому…
Проблема заключалась в том, что Мариан совершенно не представлял, как можно приручать големов.
От размышлений его отвлек неожиданный золотой всполох на периферии зрения – и какой-то странный хруст совсем рядом. Кросс быстро опустил взгляд и замер.
Несколько секунд он просто удивленно смотрел на жалкий огрызок в своей руке, в котором с трудом угадывались остатки сигареты, потом перевел взгляд на голема, устроившегося на подлокотнике. Тимкампи сидел, смущенно улыбаясь, и выглядел очень… заинтересованным.
Кросс усмехнулся:
- Так ты, оказывается, любишь сигареты? Ну-ну, - Мариан медленно достал из кармана едва начатую пачку – Тим облизнулся и вильнул хвостом. – Значит, будем тебя дрессировать.
…Кажется, они действительно поладят.
Канда|Аллен. Потасовка в баре и последующая совместная отсидка в камере. AU!
читать дальше
Как водится, в начале было Слово.
И, поскольку, Слово оказалось грубым и оскорбительным, следом явился Скандал, а сразу за ним – Драка, а потом…
А потом у Аллена ломается булавка. Что, в общем, ожидаемо, когда пытаешься скоблить тонким металлическим стержнем по бетонной стене.
- Вот черт, - он морщится и выбрасывает бесполезный обломок. – Так и знал, что обязательно сломается в самый неподходящий момент. Слишком паршивое железо.
Аллен раздраженно вздыхает и отходит на шаг, едва не наступив на ногу Канде, сидящему на узкой деревянной лавке, прибитой к противоположной стене.
Тот рассматривает косо нацарапанную Уолкером на бетоне надпись и кривится:
- Тебе заняться нечем..?
«…идиот» - он не договаривает определения вслух, но замалчивает настолько выразительно, что невысказанное почти осязаемо повисает в воздухе.
К счастью, у Аллена редкий дар не замечать того, что не высказано ему напрямую.
- Вот именно – нечем! – он с размаху падает на лавку рядом с Кандой, слегка задевая его плечом. - Да чем здесь вообще можно заняться?
Он широким жестом обводит всю окружающую их обстановку – и это совсем несложно. Потому что обстановка крайне скудна и ограничивается комплектом из четырех бетонных стен, одного потолка с трещинами, одной запертой дверью, одной жесткой лавкой и неподдающимся подсчету количеством паутины в правом верхнем углу.
Камера, в которую их посадили, на удивление маленькая: даже по диагонали в ней можно сделать всего три шага – а потом долбануться головой об угол.
Хотя, конечно, в планы ни одного из узников не входит такой необычный способ самоубийства. Вот убийства – вполне может быть.
Аллен еще раз вздыхает и неожиданно заявляет:
- Это из-за тебя все.
Канда замирает на мгновение. А потом разворачивает к окончательно охамевшему Уолкеру и вкрадчиво переспрашивает:
- Что?
Этого короткого слова хватило бы, чтобы перепугать банду отморозков. Но Аллен даже не отдвигается. Он смотрит прямо в глаза Канде и ухмыляется так, словно драка, на которую он нарывается – самое долгожданное и желанное событие в его жизни.
Что-то вроде запоздавшего подарка на Рождество.
- Ты оглох, да? - он проговаривает это почти с наслаждением. – Мы здесь, потому что это ты первым обозвал меня «недомерком», тупица.
На самом деле, оба прекрасно знаю, что они оказались в камере просто потому, что затевать драку в баре, расположенном в двух шагах от полицейского участка – очень плохая идея. И уж тем более, не стоило лезть в драку с полицейскими, попытавшимися их разнять. Или же хотя бы вспомнить перед этим, что количество имеет нехорошую тенденцию возобладать над качеством, и двое против десяти – не слишком обнадеживающий расклад.
Но сейчас они упрямо игнорируют этот факт – иначе придется признать, что драться вместе против общего врага обоим понравилось намного больше, чем друг против друга.
- Ты действительно недомерок, - Канда угрожающе щурится и напрягается, готовясь с разворота двинуть в челюсть усмехающемуся Аллену. - И если ты еще хоть раз назовешь меня…
- А ты действительно тупица.
Камера слишком маленькая и совершенно не подходящая для хорошей драки – вместо нее получается какая-то возня. А лавка чересчур узкая, и чтобы не свалиться с нее, приходится отчаянно цепляться друг за друга.
Но, на удивление, они оба не возражают против такой близости.
Комуи, Аллен. Просто несложная операция на мозге. Сложных там и не бывает.
читать дальше
Комуи любил науку. Наука любила его. Но и для третьих лишних в этом страстном союзе тоже было место – много, много вечно вакантных мест под грифом «добровольцы-испытатели».
А взгляд на «добровольность» у смотрителя Черного Ордена был специфический.
- Аллен, слезай, - Комуи ласково улыбнулся. К сожалению, вместе с маниакальным блеском его очков это выглядело не слишком обнадеживающе и желания слезть у Уолкера не вызвало. Скорее наоборот. - В этом нет ничего страшного, просто несложная операция на мозге. Сложных там и не бывает.
- Потому что пациенты в любом случае не пожалуются, да? Что отрежешь – то и лишнее, никаких врачебных ошибок…– Аллен нервно хмыкнул и сильнее вцепился в люстру. Хорошо еще, что в столовой висела такая большая, способная выдержать его вес.
Внизу под ним кружил очередной комурин, напоминая караулящую жертву акулу.
- Аллен! Ради науки!
- Нет! – Аллен для убедительности помотал головой. - Отстаньте! У меня, может, там вообще оперировать нечего!
Ему пришло в голову, что уж лучше прослыть идиотом, чем стать им на самом деле, попав в цепкие руки смотрителя, возжаждавшего экспериментов.
- Орден тебя не забудет! – Комуи пропустил слова Уолкера мимо ушей и многозначительно поправил очки.
Ему было очень жаль, что нельзя попросить любимую сестренку стащить упрямого «добровольца» с люстры, а комурин-помощник №13 так высоко не достает…
- Ни за что! – Аллен передернул плечами и решительно заявил: - Если Ордену нужен доброволец, идите к Канде! У него, если что, все обратно отрастет... А если не отрастет, то никто и не заметит!
- Аллен, ты же не сможешь сидеть там вечно, - Комуи укоризненно вздохнул. - Проголодаешься и слезешь.
Аллен фыркнул и поерзал, устраиваясь поудобнее. Тихо пробормотал себе под нос:
- Если я проголодаюсь, вам никакой комурин не поможет.
Он уже успел сто раз пожалеть, что поддался на уговоры Линали дать ей урок игры в покер, пусть даже «совсем немножко, ну пожалуйста, Аллен, я никому не скажу!». Как будто бы с первым раздетым до трусов искателем – пусть койка медпункта ему будет пухом! – всем не стало понятно, кто ее этому научил…
И одно по не принятой заявке:
Линк/Аллен. Поздним вечером сидеть рядом в купе поезда и разгадывать кроссворд. Поцелуй (действие) как правильный ответ на вопрос о загаданном слове. NH!
читать дальше
Ехать в поезде пять долгих часов довольно скучно. И, хотя за несколько лет работы секретарем Линк почти профессионально научился терпеть скуку, это вовсе не значило, что она доставляла ему удовольствие.
Ему невыносимо хотелось найти себе какое-нибудь занятие. Но деревенские пейзажи за окном успели надоесть до оскомины, а бесконечно перечитывать тонкую папку, в которую Комуи уложил всю информацию о грядущей миссии, невозможно. К счастью, проводник любезно согласился принести скучающим экзорцистам вчерашнюю газету с большим кроссвордом на последней странице.
Сам Говард не особенно любил такие головоломки – слишком простые вопросы, слишком много неточностей в формулировках – но Аллен при виде кроссворда встрепенулся и азартно потянулся за карандашом.
Наблюдать за ним оказалось очень интересно.
Линк просто терялся в догадках, пытаясь понять, какое же образование нужно было получить, чтобы на вопрос «как в Индии называют погонщика слонов?» сходу ответить «махаут», знать, что самая высокая мачта на корабле – это грот-мачта… И надолго задуматься над названием третьей планеты от Солнца.
Посмотрев на мучительные раздумья Уолкера, Линк решил вмешаться.
- Это Земля, Уолкер. Наша планета, если вы не знали.
Аллен поднял голову от газеты и переспросил:
- Правда? А я думал, что Земля ближе всех к солнцу… – он перехватил изумленный взгляд Линка и несколько смущенно добавил: - В смысле, нам же ничто его не загораживает, так?
Говард молча покачал головой, не решаясь прямо здесь и сейчас углубиться объяснения элементарных основ астрономии. Кто и чему учил этого ребенка? И учил ли вообще?
Не меньше трудностей у Аллена вызвали вопросы, касающиеся литературы, музыки… и даже детских сказок.
- «Что разбудило Спящую Красавицу?» Хм, - Аллен задумчиво почесал в затылке карандашом. – Будильник? Нет. Тогда, может, шум? Гроза?
Говард не отрываясь смотрел на него. Вопрос о воспитании Уолкера засверкал новыми гранями.
- Вы не знаете эту сказку? – Линк с трудном представлял, как такое могло получиться, но озадаченный вид Аллена говорил сам за себя. Он вздохнул и подсказал: - Это поцелуй. Ее разбудил поцелуй.
Аллен замер на несколько секунд, переваривая это открытие. Повертел карандаш в пальцах и неуверенно ответил:
- Но это же глупо. Как можно кого-то разбудить поцелуем?
Линк улыбнулся уголком губ: забавно, что все же, несмотря на явные пробелы в образовании, своеобразное понятие о логике у Аллена было.
- Это просто сказка.
- Ну, если так, то ладно, - Аллен улыбнулся в ответ и снова опустил взгляд в газету. – Так, десять по вертикали: «самый твердый минерал на планете»… Алмаз, это легко. Следующий. Одиннадцать по…
Говард тихо хмыкнул и откинулся на спинку сиденья, прикрыв глаза. Вагон слегка покачивало, тихое бормотание подопечного почти сливалось со стуком колес и убаюкивало…
Кажется, он задремал.
Говарда разбудило легкое прикосновение к губам. Прикосновение теплое, мягкое и удивительно приятное. А потом еще одно. И еще…
Он глубоко вздохнул и открыл глаза – и вздрогнул, встретив пристальный взгляд серых глаз.
- Уолкер! Какого… - сдержать рвущееся с языка грубое ругательство удалось только в самый последний момент, - черта вы делаете?!
Аллен невозмутимо пожал плечами. Он отстранился, но остался сидеть рядом с Линком, на одной скамье, и пересаживаться, похоже, не собирался.
- Ничего особенного. Просто проверяю, насколько правдивы сказки, - а черти в его глазах не просто скакали, а буквально отплясывали зажигательную тарантеллу.
У Говарда появилось навязчивое ощущение нереальности происходящего – этого же просто не может быть, это слишком… Он очень медленно вдохнул и выдохнул, пытаясь взять себя в руки.
- И как, проверили? – кажется, упражнение возымело эффект. По крайней мере, вопрос прозвучал очень спокойно.
Хотя губы все равно горели.
- Мм… - Аллен посмотрел на инспектора, задумчиво покусывая нижнюю губу, и усмехнулся: – Нет. Вы слишком долго просыпались… Нужно будет попробовать еще раз.
@настроение: самое главное - хорошо питаться)
@темы: D.gray-man, фикшен, мое, с феста
Весь драббл процитировать и поставить кучу сердец.
Но романтические представления неофиты обычно сохраняются только до первого практического урока, который начинается с объяснения: «лопату нужно держать вот так…» И заканчивается по колено в грязи на дне вскрытой могилы.
просто остальные пока не хочу читать^^"шикарно все от слова "совсем". на адекватный комментарий не вполне способна, так что прошу простить)))
Lafressa, знаете, у ваших произведений почти терапевтический эффект!))) спасибо вам)